В культурном центре «Онежский» в рамках совместного проекта сайта «Теории и практики» и департамента культуры города Москвы «Городской лекторий» состоялась лекция главного редактора портала «Грамота.ру», кандидата филологических наук Владимира Пахомова. Он рассказал, как в истории русского языка менялось правописание, почему употребление слов «звонит» с ударением в первом слоге и «кофе» в среднем роде не является показателем безграмотности и почему бессмысленно запрещать иностранные слова. «Лента.ру» публикует основные тезисы его выступления.

Как слышим и что пишем

В представлении большинства людей очень часто смешиваются два разных понятия: язык и правописание (орфография). Поэтому русский язык нередко воспринимают просто как набор правил, причем кем-то когда-то придуманных и случайным образом систематизированных в учебниках и справочниках. Многие искренне верят, что, если человек правила выучил, это означает, что он знает родной язык.

На самом деле правила правописания - это не сам язык, а его оболочка. Их можно сравнить с оберткой, в которую завернута шоколадная конфета (она в данном случае подобна языку). И в школе в основном изучают именно правила правописания, а не язык. Писать грамотно еще не означает безупречно владеть русским языком. Доктор филологических наук Игорь Милославский справедливо отмечает, что «уровень владения родным литературным языком определяется способностью человека точно и полно понимать все, что он читает или слышит, а также его умением выразить абсолютно ясно свои собственные мысли и чувства в зависимости от условий и адресата общения». Подчеркну: язык и правописание - совершенно разные вещи.

В правилах правописания нет ничего специально кем-то придуманного. Наша орфография стройна и логична. 96 процентов написаний русских слов основаны на одном-единственном принципе - главном принципе русской орфографии. Это морфологический принцип, суть которого состоит в том, что каждая морфема (приставка, корень, суффикс, окончание) пишется одинаково несмотря на то, что в разных словах может произноситься по-разному. Например, мы говорим ду[п] и ду[б]ы, но пишем этот корень одинаково: дуб.

Как матросы меняли русский алфавит

В истории русского языка было всего две реформы графики и орфографии. Первая проведена Петром I в 1708-1710 годах. В большей степени она касалась графики: было узаконено написание прописных (больших) и строчных (маленьких) букв, из русского алфавита убраны лишние буквы и упростилось написание остальных. Вторая произошла в 1917-1918 годах. Это уже была реформа и графики, и орфографии. В ходе нее убраны буквы Ѣ (ять), Ѳ (фита), I («И десятеричное»), твердый знак (Ъ) на конце слов. Кроме того, были изменены некоторые правила правописания. Например, в родительном и винительном падежах прилагательных и причастий окончания -аго, -яго заменялись на -ого, -его (например, стараго - старого), в именительном и винительном падежах множественного числа женского и среднего родов -ыя, -ія - на -ые, -ие (старыя - старые).

Кстати, инициаторами этой реформы были вовсе не большевики. Изменения в русской орфографии назревали давно, подготовка началась еще в конце XIX века. Орфографическая комиссия при Императорской академии наук начала работать в 1904 году, а первый проект представлен в 1912-м. Некоторые предложения ученых были очень радикальными: например, на конце слов предлагалось убрать не только твердый знак (Ъ), но и мягкий (Ь). Если бы это предложение приняли (впоследствии лингвисты от него отказались), то мы сейчас писали бы не «ночь», а «ноч».

В мае 1917 года проект реформы был одобрен Временным правительством. Предполагалось, что переход на новую орфографию пройдет постепенно, какое-то время будут считаться правильными и старое написание, и новое. Но захватившие власть большевики подошли к этому вопросу в свойственной им манере. Новые правила вводились немедленно, а в типографиях отряды революционных матросов изымали «отмененные» литеры. Это привело к казусу: литеру твердый знак (Ъ) тоже отбирали несмотря на то, что его написание в качестве разделительного знака внутри слов сохранялось. Поэтому наборщикам приходилось использовать апостроф (’), так возникли написания типа с’езд.

Принятие в 1956 году официально действующих до сих пор правил русского правописания не являлось реформой орфографии: в тексте содержалось не много изменений. Например, теперь нужно было слова «панцирь», «цирюльник», «цинга», «циновка» писать с буквой «и» вместо «ы», «по-видимому», «по-прежнему» через дефис вместо принятого ранее слитного написания, утверждались написания «чёрт», «идти», «прийти» - вместо «чорт», «итти», «придти».

Заец и парашут

Следующая серьезная реформа правописания в русском языке намечалась на 1964 год. Многим лингвистам была очевидна неполнота и некоторая противоречивость правил 1956-го, которые изобиловали огромным числом исключений. Идея состояла не в том, чтобы упростить русскую орфографию, а в том, чтобы сделать ее еще стройнее, системнее и логичнее, облегчить усвоение в школе. Это было важно как для учителей, которые и в 1960-е годы часто жаловались на невысокую грамотность школьников и нехватку часов на изучение русского языка, так и для государства. Почему, например, предлагалось писать «заец»? Смотрите, мы же пишем «боец» - «бойца», «бойцу». В спорном слове тоже исчезает гласная: «зайца», «зайцу», так почему бы не писать «заец» по аналогии с «боец»? Иными словами, речь шла не об упрощении ради упрощения, а об устранении неоправданных исключений. К сожалению, после смещения Хрущева новые руководители страны, у которых была «аллергия» на идеи своего предшественника, свернули уже подготовленную реформу.

Вновь о необходимости упорядочить правила русской орфографии заговорили уже в конце 1990-х годов. Изменилась страна, изменилось время, и многие правила 1956 года стали выглядеть не только устаревшими, но и откровенно нелепыми. Например, в советские годы, в соответствии с идеологическими установками, армию СССР требовалось именовать исключительно Вооруженными Силами. В то же время при написании названий армий социалистических стран с большой буквы писалось только первое слово - Вооруженные силы, а армии капиталистических государств, стран НАТО можно было называть только вооруженными силами.

Кроме того, появилось много новых слов, их первых частей: медиа, интернет, веб, бизнес. Поэтому Орфографическая комиссия РАН начала работу над новой редакцией правил правописания, с актуальными для современной письменной речи примерами. Лингвисты обсуждали изменения в написании отдельных слов (многим памятна дискуссия о словах «парашют», «брошюра», «жюри», которые предлагалось писать с «у», впоследствии от этой идеи языковеды отказались). Увы, работа лингвистов не вполне добросовестно освещалась в СМИ, журналисты говорили о будто бы готовящейся «реформе языка» и т.д. В результате общество отнеслось к работе Орфографической комиссии крайне негативно, поэтому подготовленный ей проект новой редакции правил русского правописания не был утвержден и свод 1956 года остается общеобязательным до сих пор.

Однако труд Орфографической комиссии не пропал даром, его итогом стал полный академический справочник «Правила русской орфографии и пунктуации», вышедший в 2006 году, а также академический «Русский орфографический словарь» под редакцией доктора филологических наук Владимира Лопатина - самый полный орфографический словарь современного русского языка. Изменений по сравнению с правилами 1956 года в них немного. Например, отглагольное прилагательное «считаный», которое раньше было исключением и писалось с двумя буквами «н», теперь подведено под общее правило и пишется с одной «н», в то время как причастие - с двумя (считаные минуты и считанные бухгалтером деньги, ср.: жареная картошка и жаренная на сковородке картошка).

ЗвОнит или звонИт?

Мы поговорили о том, как часто меняется правописание. А как часто меняется русский язык? Постоянно, ведь русский язык - живой язык, а не меняются только мертвые языки. Изменения в языке - нормальный процесс, которого не надо бояться и считать деградацией, разрушением языка.

Меняется место ударения в словах. Возьмем самый знаменитый пример с глаголом «звонить», все равно ни один разговор о языке без него не обходится. Некоторые носители языка демонстративно изображают мучительные страдания, услышав ударение звОнит (притом что сами совершают аналогичные орфоэпические ошибки, совершенно не замечая этого, например говорят свЕрлит вместо нормативного сверлИт), а журналисты по отношению к ударению звОнит употребляют любимый штамп «лакмусовая бумажка безграмотности». Между тем лингвистам известно о наличии в языке такого явления, как перемещение ударения у глаголов на -ить в личных формах с окончания на корень (этот процесс начался в конце XVIII века). Какие-то глаголы уже прошли этот путь. Например, когда-то говорили: грузИт, варИт, катИт, курИт, платИт. Сейчас мы говорим: грУзит, вАрит, кАтит, кУрит, плАтит.

Фото: Александр Поляков / РИА Новости

Знание этой тенденции дало авторам вышедшего в 2012 году «Большого орфоэпического словаря русского языка» основания зафиксировать вариант вклЮчит (запрещавшийся ранее) в качестве допустимого (при строгой литературной норме включИт). Нет сомнений, что этот вариант, уже прошедший путь от запрещаемого до допустимого, продолжит движение в сторону единственно возможного и рано или поздно вытеснит старое ударение включИт, подобно тому как некогда новый вариант плАтит вытеснил старое ударение платИт.

Тот же самый процесс происходит и с глаголом «звонить». Он тоже пошел бы по этому пути, но мы - носители языка - его не пускаем. Образованная часть общества относится к варианту звОнит резко негативно, и именно поэтому он пока не включен в словари в качестве допустимого (хотя еще в 1970-е лингвисты писали, что запрет ударения звОнит носит явно искусственный характер). Сейчас, в 2015 году, нормативно только звонИт. Но знание орфоэпического закона, о котором сказано выше, дает основания утверждать, что так будет не всегда и ударение звОнит, скорее всего, рано или поздно станет единственно правильным. Не потому, что «лингвисты пойдут на поводу у безграмотных людей», а потому, что таковы законы языка.

В процессе эволюции языка нередко меняются лексические значения некоторых слов. Корней Чуковский в своей книге «Живой как жизнь» приводит любопытный пример. Известного русского юриста А.Ф. Кони в последние годы жизни (а умер он уже при советской власти в 1927 году) очень возмущало, когда окружающие употребляли слово «обязательно» в новом значении «непременно», хотя до революции оно означало только «любезно», «услужливо».

Почему языки упрощаются?

Язык меняется на грамматическом уровне. Известно, что в древнерусском языке было шесть типов склонения существительных, а в современном русском осталось три. Было три числа (единственное, двойственное и множественное), осталось только два (единственное и множественное).

И здесь стоит сказать о еще одной интересной закономерности. Мы знаем, что эволюция - это путь от простого к сложному. Но в языке все наоборот. Эволюция языка - это путь от сложных форм к более простым. Грамматика современного русского языка проще, чем древнерусского; современного английского - проще, чем древнеанглийского; современного греческого - проще, чем древнегреческого. Почему так происходит?

Я уже сказал, что в древнерусском языке было три числа: единственное, двойственное (когда речь шла только о двух предметах) и множественное, то есть в сознании наших предков предметов могло быть один, два или много. Сейчас в русском только единственное число или множественное, то есть может быть один предмет или несколько. Это более высокий уровень абстракции. С одной стороны, грамматических форм стало меньше и произошло некоторое упрощение. С другой - категория числа с появлением разграничения «один - много» стала более стройной, логичной и четкой. Поэтому эти процессы не только не являются признаком деградации языка, но, наоборот, свидетельствуют о его совершенствовании и развитии.

Из мужского рода - в средний

Многие люди неверно представляют себе работу лингвистов. Одни считают, что они выдумывают правила русского языка и заставляют общество по ним жить. Например, все говорят «убить паука тапком», а лингвист утверждает, что так говорить нельзя, потому что слово «тапка» женского рода (правильно будет: «убить паука тапкой»). Некоторые полагают, что лингвисты упрощают норму в угоду малообразованным людям и включают в словари безграмотные варианты вроде кофе в среднем роде.

На самом деле лингвисты не придумывают языковые нормы, они их фиксируют. Наблюдают за языком и записывают выводы в словари и энциклопедии. Ученые должны это делать независимо от того, нравится ли им тот или иной вариант или нет. Но вместе с тем они смотрят, отвечает ли вариант законам языка. В зависимости от этого помечают вариант как запрещенный или разрешенный.

Почему очень часто слово «кофе» употребляют в среднем роде? Только ли от безграмотности? Вовсе нет. Дело в том, что мужскому роду слова «кофе» сопротивляется сама система языка. Это слово заимствованное, неодушевленное, нарицательное, несклоняемое и оканчивающееся на гласную. В подавляющем большинстве такие слова в русском языке относятся к среднему роду. «Кофе» попало в исключения, потому что были когда-то в языке формы «кофий», «кофей» - мужского рода, они склонялись, как «чай»: выпить чая, выпить кофия. И вот памятником давно умерших форм и является мужской род слова «кофе», в то время как законы живого языка втягивают его в средний род.

И эти законы очень сильны. Даже слова, которые им сопротивляются, все равно со временем сдаются. Например, когда в 1935 году в Москве открылся метрополитен, СМИ писали: метро очень удобен для пассажиров. Выходила газета «Советский метро», а Утесов пел: «Но метро сверкнул перилами дубовыми, сразу всех он седоков околдовал». Слово «метро» было мужского рода (потому что «метрополитен» мужского рода), но постепенно «ушло» в средний род. Следовательно, то, что «кофе» становится словом среднего рода, происходит не от безграмотности людей, а потому, что таковы законы развития языка.

Кому мешают слова-иностранцы?

Также любой разговор о русском языке не обходится без обсуждения заимствования слов. Часто приходится слышать, что русский язык засоряется иностранными словами и срочно надо избавляться от заимствований, что, если не принять меры и не остановить поток заимствований, мы все скоро будем говорить на смеси английского с нижегородским. И эти мифы передаются из поколения в поколение.

Фото: Mary Evans Picture Library / Global Look

То, что русский язык немыслим без заимствованных слов, очень легко доказать. Достаточно привести примеры слов, которые нам кажутся исконно русскими, но на самом деле таковыми не являются. Так, еще в древнерусский язык из скандинавских языков пришли слова «акула», «кнут», «сельдь», «ябеда», из тюркских - «деньги», «карандаш», «халат», из греческого - «грамота», «кровать», «парус», «тетрадь». Даже слово «хлеб», очень вероятно, является заимствованием: ученые предполагают, что его источник - готский язык.

В разные эпохи в русском языке обычно преобладали заимствования из какого-то одного языка. Когда во времена Петра I Россия строила флот, чтобы «прорубить окно в Европу», к нам пришло множество слов, связанных с морским делом, при этом большая часть - из голландского языка (верфь, гавань, компас, крейсер, матрос), ведь именно голландцы в то время считались лучшими корабельными мастерами и многие из них работали на российских верфях. В XVIII-XIX веках русский язык обогатился названиями блюд, одежды, украшений, предметов обстановки, пришедшими из французского языка: суп, бульон, шампиньон, котлета, мармелад, жилет, пальто, гардероб, браслет, брошь. В последние десятилетия слова в русский язык приходят в основном из английского языка и связаны они с современными техническими устройствами и информационными технологиями (компьютер, ноутбук, смартфон, онлайн, веб-сайт).

Сказанное отнюдь не означает, что русский язык такой бедный или жадный: он только принимает и ничего не отдает. Вовсе нет. Русский тоже делится своими словами с другими языками, но экспорт чаще идет не на Запад, а на Восток. Если сравним русский язык и казахский, например, то увидим, что в казахском языке очень много заимствований из русского. Кроме того, русский язык является посредником для очень многих слов, идущих с Запада на Восток и с Востока на Запад. Такую же роль играл в XVII-XIX веках польский язык, через который в русский пришло очень много слов (благодаря полякам мы говорим «Париж», а не «Пари», «революция», а не «революсьон»).

Если запретим иностранные слова, то просто-напросто остановим развитие языка. И вот тогда-то есть угроза, что мы начнем говорить на другом языке (например, на том же английском), ведь русский язык в этом случае не позволит нам выражать мысли полно и подробно. Иными словами, запрет на употребление иностранных слов ведет не к сохранению, а к уничтожению языка.

В наше время все меняется с такой скоростью, что порой два поколения одной семьи могут перестать понимать речь друг друга. В своем тексте М.А. Кронгаз поднимает актуальную проблему изменений в русском языке.

Рассуждая над темой, автор подчеркивает, что язык, безусловно, должен меняться вместе со всем миром и успевать за любыми веяниями общества. Но скорость подобных перемен должна быть в равновесии: не слишком быстро и не слишком медленно, удовлетворяя потребности всех людей и вместе с тем давая им возможность развиваться, совершенствовать знание языка. И, конечно, при любых обстоятельствах должны сохраняться основные нормы языка. Лингвист подводит нас к тому, что и сам он не против всяческих заимствований, не против сленга и спортивных терминов, больше похожих на авторские неологизмы – это и есть развитие, но только не в том случае, когда все это превращается в «языковой хаос».

Автор считает, что изменения в языке закономерны – они идут в одну ногу с изменениями в обществе. Если этого не происходит – язык теряет свою функцию, однако эти изменения должны быть ориентированы на все слои общества и понятны каждому.

Я полностью согласна с мнением М.А. Кронгауза и тоже считаю, что язык должен быть свободным, пластичным и меняться в связи с изменениями в обществе, сохраняя при этом нормы и доступность.

Большинство русских писателей, когда-либо существовавших, уважали язык своего Отечества и восхищались его красотой и величием. Некоторые из них даже посвящали этой теме свои произведения, как, например, всем известное стихотворение в прозе И.С. Тургенева «Русский язык», в котором он восхваляет «великий, могучий, правдивый и свободный русский язык». Для Ивана Сергеевича язык и общество – два неразделимых понятия, и он искренне верит, что русский народ способен ценить и уважать свой язык и осознавать его величие, а поэтому достоин его.

А.А. Ахматова также считает, что общество и язык неразделимы, и будущее страны напрямую зависит от целостности языка. В стихотворении «Мужество» поэтесса описывает свою самоотверженную любовь к «русскому слову» и демонстрирует свою готовность бороться за чистоту и правильность русской речи, «великого русского слова», ведь она понимает, что от её отношения к языку родины зависит его будущее.

Таким образом, можно сделать вывод, что русский язык способен к видоизменениям, он должен меняться одновременно с обществом. Однако потенциал русского языка истощим, поэтому важно заботиться о его распространении и обогащении, тем самым сохраняя его свободность, целостность и нормированность для будущих поколений.

Необычный подарок сделало Министерство образования и науки РФ школьникам и студентам. 1 сентября 2009 года вступил в силу приказ: в рамках программы «Словари XXI века» были приняты «Орфографический словарь русского языка» Брониславы Букчиной, Инны Сазоновой и Людмилы Чельцовой, «Словарь ударений русского языка» Ирины Резниченко, «Грамматический словарь русского языка» под редакцией Андрея Зализняка и «Большой фразеологический словарь русского языка» с комментарием Вероники Телия.

Конечно, настоящий переполох среди филологов, журналистов и всех заинтересованных лиц вызвали не сами словари, а те нововведения, которые там появились. Насколько они необходимы? Все это вызвало много споров и мнений. И об этом я решила поговорить с 1-м заместителем министра образования РК Анатолием Семеновичем КАРМАЗИНЫМ, деканом ИФФа КГПА Еленой Александровной КАЛАШНИКОВОЙ и учителем русского языка и литературы Университетского лицея Галиной Васильевной ОМЕЛЬЧЕНКО.

— Признаете ли вы нововведения в русском языке?
А.С. Кармазин: — Да, признаю, потому что полагаю, что язык — живая ткань. Он помогает развитию и совершенствованию. Меняемся мы, меняется наша жизнь — и он меняется. Изменения нужны.

Е.А. Калашникова: — Я бы ни в коем случае не стала говорить о каких-то нововведениях: это не нечто новое, что появилось в языке: просто приказ Министерства образования и науки РФ был опубликован недавно. В нем содержится перечень словарей, которые были рекомендованы к использованию, тем самым они получили статус официального авторитетного источника. В качестве экспертов новых словарей выступили сотрудники МГУ, СПбГУ, Института русского языка им. Виноградова, Института русского языка им. Пушкина и Института лингвистических исследований.

Другие словари эта экспертиза еще ждет. Следовательно, запущена процедура контроля качества словарей. Поэтому нововведений никаких нет.
Нам небезразлично состояние нашего языка, и мы не можем по приказу изменить литературные нормы — это противоречит естественным процессам развития языка. Но государство должно проводить грамотную языковую политику, в том числе просветительскую. Например, последняя реформа орфографии имела место в России в 1956 году. И давно назрела новая.

Процесс смены норм — это процесс динамичный и очень противоречивый. Язык изменяется и развивается. И словари фиксируют нынешнее состояние языка. Произошли изменения, связанные с произношением: например, возникли новые произносительные варианты: дОговор вместо договОр или йОгурт и йогУрт, квАшение — квашЕние, кулинАрия — кулинарИя, по средАм — по срЕдам. Слову кофе стали придавать средний род, виски — мужской, появились разные варианты написания слов: Интернет-интернет, каратэ-карате, даже встречается смешение графических систем (кириллицы и латиницы) и т.д.

Мы не можем ограничиваться только указанными в приказе словарями, есть другие академические словари и издания. С другой стороны, словари отражают и факты ненормативной речи, они подают эти явления, используя систему стилистических помет. Любое справочное издание дает рекомендацию носителю языка и соответственно ориентирует говорящего, пишущего на соблюдение этих рекомендаций. Если имеет место ситуация обыденная (диалога, разговора), то в речи появляются сниженные элементы. Главное, чтобы говорящий осознавал это. А для того, чтобы это осознание пришло, надо обращаться к словарям, получать информацию и следовать ей, то есть словари выполняют охранительную функцию. Так, орфографические словари дают нам информацию о единообразном написании слов, орфоэпические знакомят с правильными ударением и произношением, грамматические — формами слов, их сочетательными возможностями. Если мы по-разному будем писать, произносить, употреблять слова — это затруднит восприятие текста. Не будем забывать, что литературная норма крайне консервативна. Но именно следование ей обеспечивает автоматизм речи, единство литературного языка и, в конечном счете, преемственность историко-культурных, языковых традиций. Владение нормами литературного языка свидетельствует об общем культурном уровне носителя языка.

Г.В. Омельченко: — Русский язык — это явление живое, развивающееся, вечно обновляющееся. Войдут ли эти нововведения в жизнь, станут ли устойчивыми, покажет только жизнь.

— Ваш прогноз: смогут ли новые словари сместить на второй план общепринятые и всеми любимые словари Даля, Ожегова?
А.С. Кармазин: — Здесь произошла небольшая путаница. Что такое словарь? Это же не сборник законов. Кому запрещено говорить так или иначе? Никому. Эти словари просто зафиксировали появление новых слов или новых норм. Вот и все. И потому прежние словари остаются востребованными, и ими необходимо пользоваться. В них действительно собран богатейший материал. И в то же время любой словарь устаревает. Новые словари и словарь минувших десятилетий нет смысла сравнивать — у них разные задачи. Надо понимать эти четыре новых словаря не делают революцию. Хотя меня некоторые вещи, безусловно, удивляют и даже раздражают. Поэтому я, скорее всего, буду придерживаться уже устоявшихся форм. И для меня то, что кто-то будет пытаться сказать «горячий кофе» не в том роде, к которому мы привыкли, будет сигналом о неграмотности человека.

Е.А. Калашникова: — Конечно, нет: ни сместить, ни изменить не смогут. Словарь В.И. Даля — явление культуры, животворная языковая стихия, сокровищница русских пословиц, поговорок. Этому словарю нет и не будет аналогов! Он уникален сам по себе. Мы всегда будем обращаться к нему и черпать не только филологическую, лингвистическую, но и общекультурную информацию. Словарь Ожегова один из самых общеупотребительных, известных и популярных. Он рассчитан на широкую аудиторию, есть во многих семьях. Социолингвистические опросы показывают, что по степени востребованности ему нет равных. Словари, прошедшие экспертизу, займут свою нишу в общекультурном пространстве и филологическом мире.

— Будет ли меняться русский язык? Нужны ли эти изменения?
А.С.Кармазин: — Язык никогда не стоит на месте. Происходит заимствование значительного числа слов из других языков. Прежде всего тех слов, которые применяют сегодня большинство россиян. Как можно обойтись без слова «Интернет»? Новое слово. И то, что его предлагают писать с большой буквы, ни о чем не говорит. До сих пор не решен вопрос: как же писать слово «Бог» — с большой буквы или с маленькой? И здесь словари расходятся. Думаю, все зависит от контекста, человека и смысла. Если это связано с православием, то, безусловно, с большой. А если в контексте «не дай бог», как любят говорить, то как тут применить его с большой буквы? Еще пример: знаете ли вы, что такое «синий зуб»? В словарях русского языка этого слова нет! А мы им пользуемся, потому что без этих слов сегодня нельзя обойтись. Это слово «Bluetooth». Должно быть это слово в словарях? Конечно. На самом деле, просто происходит процесс демократизации языка. Повторюсь, словарь — это не закон. И за неправильное произношение нет наказания. Но соблюдать некоторые нормы все-таки необходимо.

Е.А. Калашникова : — Давать лингвистические прогнозы дело такое же неблагодарное, как прогнозировать политическую или экономическую ситуацию в стране. Скорее, можно отслеживать общие процессы, идущие в языке, выявлять их сответствие языковой системе. Но что точно — изменения в языке нельзя приурочить к датам, например, изданию приказа. Язык — явление динамическое, живое, все время развивающееся. И мы ощущаем происходящие изменения. Так, идет процесс наращивания лексического фонда. Это можно воспринять как положительный момент. Другой пример: мы перестаем употреблять отчества, обращаясь друг к другу, называя ученых, поэтов, писателей. Это изменение со знаком минус. В результате мы можем утратить традиции русского речевого этикета, складывавшиеся веками.

Г.В. Омельченко: — Язык не может не меняться. Но не все изменения в языке положительны. Безусловно, иностранные заимствования чаще отрицательно влияют на развитие языка. И хотя без них не обойтись, я думаю, нельзя забывать о блестящем языке русских классиков: И.С. Тургенева, А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова и других.

— Согласны ли Вы с мнением, что в России идет процесс разрушения культуры языка? Например, «албанский» постепенно вытесняет классический русский.
А.С. Кармазин: — Есть определенная опасность. Сама возможность дисплея, который содержит в себе определенное число знаков, ведет к тому, что мы пытаемся сократить предложение, чтобы вместить больше информации. И, конечно, это препятствует тому, чтобы выразиться красиво, ярко. Когда мы пишем другу sms, мы понимаем, что у нас есть предел знаков. Более того у нас есть возможность не ставить знаки вообще. Действительно, происходит некоторое упрощение письменной речи… Но оно не дойдет до газетных или журнальных страниц. Там совершенно другой формат и задачи другие. А вот использование этого языка для короткого точного общения считаю нормальным.

Е.А. Калашникова: — «Албанский» язык — одно из явлений молодежной культуры. Оно не очень распространено. Имеет узкую сферу функционирования, в основном при Интернет-общении. Это очень интересное явление, своеобразная языковая игра, реакция на официоз, на государственную идеологию, частично на формализм и канцелярщину. Вытеснить русский литературный язык можно только уничтожив или поработив его носителя, то есть русскоязычных людей. Но это уже сюжет для американского триллера. Негативные процессы, происходящие в обществе, безусловно, воздействуют на язык.

Г.В. Омельченко: — На этот вопрос я отвечаю: и да, и нет. Но более всего волнует, что процесс разрушения русского языка и культуры проникает в молодежную среду. Молодежный сленг не выдерживает никакой критики так же, как и повсеместное распространение жаргона, «блатного» языка. Да и программы некоторых каналов телевидения вызывают, мягко говоря, чувство недоумения.
____________________________________________________

А что о нововведениях думают те, кто сегодня учится?

Юлия Голубцова, студентка 5 курса ИФФа КГПА: — Нововведения, на мой взгляд, — это естественный процесс. Любая наука должна развиваться и совершенствоваться. Главное — чтобы эти обновления не были случайными и стихийными. Так и в русском языке. В любом случае, насильно переделать привычный язык — это почти фантастическая задача. Потребуются десятилетия, чтобы люди начали принимать эти нормы. Не столь важно, на каком слоге ставится ударение в слове "йогурт", важно, чтобы язык не портили матерные и жаргонные слова.

Кристина Кабакова, 11 класс, Университетский лицей: — Язык — проводник к пониманию, взаимосвязь поколений. Язык не должен меняться кардинально. Тех людей, которые неправильно ставят ударения, неверно склоняют слова, стоит учить говорить грамотно и красиво, а не менять лексику, подстраиваясь под необразованную часть населения.

Максим Михайлов, 9 класс, лицей № 40: — Изменения в русском языке, конечно, нужны. Я считаю, что язык должен меняться и идти в ногу со временем. Хотя, наверное, это осложнит жизнь школьникам, которым еще предстоит сдать ЕГЭ по русскому языку. С другой стороны, лучше бы государство занималось социальными проблемами, например, повышением зарплаты учителям — ведь это гораздо важнее…

Хотя любые новшества в русском языке лично у меня вызывают сомнения, но я двумя руками за нововведения, без которых сегодня обойтись нельзя — заимствованные слова: такие, как «факс», «е-мейл», «маркер» и многие другие. Но помнить, что «кофе» мужского рода, я думаю по силам каждому.

Софья ГОРОХ, Университетский лицей

Из мужского рода - в средний

Кому мешают слова-иностранцы?

Глобальные изменения, произошедшие в обществе за последние десятилетия, не обошли стороной и русский язык. Это дает подчас повод говорить не просто об упрощении, а буквально о гибели языка. Особенно осуждают интернет-сленг, а также обилие иностранных заимствований в современной русской речи. О новых веяниях и о том, что ждет наш язык в будущем,
Интервью с Максимом Кронгаузом, популярным лингвистом, профессором, доктором филологических наук и директором института лингвистики РГГУ.

Языковые нормы все время меняются. Теперь в русском языке кофе может быть среднего рода, возможно, нас скоро ожидает узаконивание формы «звОнит» вместо «звонИт». А каково ваше личное отношение, не как лингвиста, а как человека к подобным явлениям?

Я в таких вопросах всегда раздваиваюсь, это такое немного шизофреническое раздвоение. Как лингвист я понимаю, что изменения неизбежны, может быть, за исключением некоторых показательных случаев. Я думаю, на «звонИт» нам еще необходимо настаивать, пока есть возможность. А как носитель языка я всегда против, я же все-таки культурный носитель, а значит, я за сохранение старой нормы. Тем не менее, изменения неизбежны, и это необходимо понимать. Язык должен меняться, особенно в такие сложные периоды, когда мир меняется очень сильно. В языке тоже должны происходить соответствующие изменения.

Вы много пишете в своих книгах об иностранных заимствованиях, да и любой человек, который смотрит телевизор, читает прессу, замечает, как много иностранных слов входит в лексикон: все эти трендсеттеры, риэлторы, блоггеры, девайсы, прайс-листы - несть им числа. А новые русские слова появляются?

Слова появляются, но тут я должен заметить, что эти перечисленные заимствования - они тоже становятся русскими. Наш язык замечательно осваивает и я бы даже сказал - одомашнивает такие слова суффиксами и приставками. Иногда чужое слово вдруг становится русским. Хотелось бы сказать про многие давно заимствованные слова, что мы уже и не помним об их иностранном происхождении. Вот, например, огурец, помидор, собака, кот - это все заимствованные слова. Я думаю, через какое-то время мы и о девайсах забудем, но должно пройти пару веков.

Почему современная молодежь стремится коверкать родной язык в интернете? Это происходит не только в русскоязычной среде, англоговорящие грешат этим не меньше нас?

Во многом это происходит именно под влиянием экспериментов в англоязычном интернете. Отчасти это происходит как протест против нормы, против правил орфографии. Это очень любопытно, поскольку перестройка была воспринята как нарушение запретов не только политических, но и культурных и даже орфографических. Распространилось это изначально из контркультуры, а потом стало модным, это подхватили все. Но сейчас эта мода проходит. Говорить об избыточном коверкании орфографии уже не стоит, сейчас каждый пишет в меру собственной неграмотности.

Следующий вопрос будет логическим продолжением предыдущего: почему, как вы думаете, «падонкаффский» сленг умер? Почему он не закрепился?

Потому что любая мода конечна, время ее проходит. Протест уже не так важен, появляются другие игры. На смену интеллектуальным хулиганам пришли девчушки. Теперь модны слова из девичьих дневников: «ванилька», «печенька», «печалька», «няшка», «мимими». Интересно, что это выходит за пределы девичьей культуры. Вполне образованные люди тоже иногда, с легкой иронией, могут написать «мимими». Такова мода. Сменился слой людей, сменился лексикон, и это довольно естественно.

Нынешняя молодежь - в массе своей она более неграмотна нежели, скажем, подростки еще двадцать-тридцать лет назад?

Трудно сказать. Очевидно, что неграмотность стала публичной, мы ее замечаем. Думаю, в среднем сейчас подростки менее грамотны, поскольку период игр с орфографией в интернете и такого безвременья сделал тех детей, которые учились читать с экрана компьютера, более неграмотными. Это поколение сейчас пришло в университеты, и мы видим, что они действительно неграмотны. Сейчас кажется, что происходит откат обратно: грамотность становится более престижной. Но, в целом, я боюсь, ситуацию уже не исправить.

Как вы считаете, произойдут ли с течением времени, скажем, за 100 лет, какие-нибудь отмирания в языке в грамматическом смысле, например, склонение числительных, которое так много проблем доставляет не только школьникам, но и публичным людям?

Да, произойдут, но это тоже естественный процесс. Когда говорят о том, что числительные перестают склоняться, то мне хочется напомнить, что они плохо склоняются уже минимум пятьдесят, а то и сто лет. Это процесс давний. Склонение числительных - вещь сложная, и многие давно путаются, причем даже люди вполне образованные могут запнуться и просклонять длинное числительное как-то не так. Мы делаем это не очень часто, таким образом, нет речевой практики. Процесс порчи, если хотите, склонения, затянулся надолго, но я не думаю, что мы окончательно перестанем склонять числительные. Я думаю, он и дальше будет проходить … как-то так.

Обеднел ли язык за 100 лет? Возможно ли говорить о том, что раньше язык был богаче и образнее, а сейчас все стремится к упрощению? Можно ли вообще оценивать язык с точки зрения «раньше был лучше, теперь стал хуже» или наоборот?

Я думаю, с точки зрения лучше-хуже нельзя, а вот говорить, что обеднел - можно, если мы говорим о количестве слов в языке. Но одновременно, на мой взгляд, русский язык стал богаче хотя бы за счет огромного количества иностранных заимствований. Поэтому скорее язык обогатился, но это обогащение многими воспринимается негативно.

А у вас были случаи, когда вы подхватывали лингвистическую интернет-заразу, и начинали использовать все эти пыщь-пыщь ололо и прочие языковые вирусы?

Заразу я не подхватил, но бывают редкие случаи, когда я могу написать, скажем, в ответ на что-то неожиданное, трогательное и отчасти даже неуместное - что-то вроде: «я плакалЬ». Я делаю это с некоторой иронией, естественно, и надеюсь, что читающие это понимают. Хотя иногда люди уже не считывают иронию.

Вы известны как лингвист достаточно либеральных взглядов. А с критикой от коллег или просто языковых пуристов за свои языковые убеждения вы сталкивались?

Да, бывает, говорят, что я неправильно себя веду, что необходимо вести себя иначе. Однако на мой взгляд это правильно, что лингвисты смотрят на мир неодинаково, иначе бы было неинтересно. Это такой важный спор между консерваторами и либералами, но дело в том, что как носитель я консерватор, а как лингвист - либерал.
Lioubov Shalygina